ДеЛанда – важный представитель современного материализма. ДеЛанда расширяет, ирредуцирует учение Жиля Делеза и Феликса Гваттари об ассамбляже (или - сборке), то есть, множестве, составленном из разнородных элементов, причем как элементы, так и множество обладают автономным существованием и взаимовлиянием, то есть, это неиерархические, не овеществленные целостности.
Философ считает, что любое явление следует изучать как
«ассамбляж ассамбляжей», то есть, как индивидуальный элемент индивидуального
множества, и как индивидуальное множество, составленное из индивидуальных
элементов (при этом из частей возникает целое, но целое влияет на части; части
обладают своими собственными характеристиками как явления вне зависимости от
целого, и могут быть частями разных целых).
Неудивительно, что его понимание языка предполагает изучение
связей между словами в социальной коммуникации.
ДеЛанда – борец против всеобщих категорий (Капитализм,
Государство, Общество и т.д.), универсальных тенденций и непогрешимых
закономерностей, ратующий за необходимость изучения индивидуального генезиса
индивидуальных явлений (ассамбляжей).
В своей работе ДеЛанда ссылается на работу математического
лингвиста Зеллига Харрисом, который предвосхитил концепцию коллокаций – как
частотных рядоположенностей слов, исходя из которых можно извлечь значение слов
– изучая соответствующие явления в языке с середины XX-го века.
Вот что о Харрисе пишет Стефан Т. Грис: «В конце концов,
положение Зеллига Харриса о дистрибутивном
анализе [анализ распределения слов и их окружения в текстах – прим. пер.]
яснее всех других источников, которые я встречал, указывает на логику, лежащую
в основе подходов корпусной или компьютерной лингвистики, включающих данные по
совместной встречаемости, то есть, конкордансы и коллокации: [цитата из
Харриса:]«если мы считаем слова или морфемы А и B более
отличными по значению, чем А и С, то мы чаще всего обнаружим, что распределение
А и B больше
отличается, чем распределение А и С. Другими словами, различие значений
коррелирует с различием в распределении»» (см. здесь).
Проводя серию докладов под названием «Страх быть сфотографированным: (не)параноидальное
чтение Зигмунда Фройда», мы находились под влиянием творчества ДеЛанда, что
выразилось в идее расширения универсальных категорий (например, капитализма;
см. здесь), при этом не отметая,
но сохраняя нашу приверженность к марксовской мысли.
Наш перевод фрагментов из раздела книги Мануэля ДеЛанда «Теория ассамбляжа» (2016 г.) под названием «Ассамбляж и эволюция языков». В начале находится фрагмент, повествующий об общей теоретической установке ДеЛанда относительно языка, а затем, собственно, переведена часть, посвященная теме коллокаций.
-------------------------
Подойти к изучению языков с точки зрения теории ассамбляжа
непросто, потому что языковые явления функционируют одновременно на разных
уровнях масштаба. Во-первых, слова и предложения – составные части многих
социальных ассамбляжей, таких как межличностные сети и институциональные
организации, взаимодействующие не только с материальными компонентами этих ассамбляжей,
но также и с неязыковыми выразительными компонентами. Во-вторых, некоторые
языковые явления (религиозные дискурсы, писаные конституции) способны кодировать
все компоненты данного ассамбляжа. В то время как в первом случае языковые явления
- переменные социального ассамбляжа, во втором случае они становятся его
параметром. Наконец, данный язык сам по себе может изучаться как ассамбляж, обладающий
характерным отношением части к целому: звуки или буквы взаимодействуют, образуя
слова с собственными нередуцируемыми семантическими свойствами, а слова
образуют более крупные целые – предложения со своими собственными
семантическими и синтаксическими свойствами. При изучении реальных языков, как ассамбляжей,
важно подчеркивать, что не существует такого понятия, как «язык вообще». То
есть, мы должны заменить овеществленную универсалию «язык» популяцией
индивидуальных диалектов, сосуществующих и взаимодействующих с индивидуальными
стандартными языками. Каждого члена популяции впоследствии можно
проанализировать для выявления его состава. К выразительным компонентам данного
языка относятся не только значения его слов и предложений, но и другие
несемантические источники выразительности: тон, ударение, ритм, рифма.
Материальные компоненты - это либо акустическая материя, а именно вибрации
воздуха, производимые в гортани и сформированные языком и небом, зубами и
губами, либо физические надписи, такие как резьба на камне, чернила на бумаге,
или единицы и нули, которые кодируют язык в потоки электроэнергии в интернете.
Хотя для аналитических целей удобно эти три разных уровня
различать (язык как переменная социального ассамбляжа [индивидуальное выражение
индивидуальных социальных ассамбляжей – прим. пер.]; язык как параметр
социального ассамбляжа [язык – как средство кодирования части или целого
данного индивидуального ассамбляжа – мифология, религия, наука и т.д. – прим.
пер.], и данный язык как ассамбляж [структура, специфика данного языка на
уровне его материальности – синтаксис, формы слов, диалект – прим. пер.]), понятное
дело, что в любом конкретном случае все три уровня функционируют одновременно и
влияют друг на друга.
<…>
Модель языка, в которой слова экстериорно связаны друг с
другом [характеристики элемента обладают автономией, независимо от связи с
другими элементами; в отличие от интериорности, согласно которой характеристики
элемента возникают только благодаря связи с другими элементами], была создана
лингвистом Зеллигом Харрисом. Согласно этой модели, слово содержит в себе не
только значение или семантическое содержание, но и неязыковую информацию о частоте своей совместной встречаемости
(frequency of co-occurrence) [курсив здесь и далее авторский – прим. пер.] с
другими словами. Термин «информация» относится к физическим структурам, таким
как структуры единиц и нулей, обрабатываемых компьютерами, поэтому это мера
порядка или степени, в которой структура отличается от случайности [случайного
сочетания элементов – прим. пер.]. (Неязыковая) информация, транслируемая
словами, выражает тот факт, что некоторые слова имеют тенденцию чаще
встречаться при фактическом использовании рядом с другими словами. Например,
после того, как кто-нибудь [носитель английского языка – прим. пер.] произнесет
определенный артикль, такой как «the», слушатель может обоснованно ожидать, что
следующим словом, вероятно, будет существительное или существительное словосочетание.
Харрис называет эти отношения «ограничениями возможности» (likelihood constraints). В любой момент
времени эти ограничения могут просто указывать на словосочетания, которые
используются в сообществе (и, следовательно, быть необязательными), но эти привычные
структуры могут стать стандартизированными, или условными, и превратиться в
обязательные ограничения: субъект, который начинает предложение с «the», теперь
может быть обязан добавить
существительное или существительное словосочетание в качестве следующего слова.
Утверждение о том, что ограничения возможности становится обязательным,
конечно, не означает, что слова сами по себе обеспечивают соблюдение социального
обязательства, а скорее то, что слова используются в коллективном ассамбляже,
например, в сообществе или организации, обладающими собственными мерами
принуждения к такому соблюдению.
Статистическая информация о
частоте совместной встречаемости, в дополнении к нормальному семантическому
содержанию слова, указывает на негенетический эволюционный механизм
возникновения категорий слов. Когда данное слово очень часто используется после
другого слова, слушатели с очень высокой долей уверенностью ожидают, что второе
слово появится после того, как они услышали первое слово. Это означает, что
произнесение второго слова может стать излишним,
так как говорящий может рассчитывать на слушателя, который ожидает его [второе слово – прим. пер.]. И как только
говорящий начинает удалять его, то целые слова могут быть сокращены до суффиксов
или префиксов, прикрепленных к другому слову, или даже вовсе не употребляться.
Более того, целое предложение может быть сжато в одно слово, поскольку говорящий
исключает всех его повторяющихся спутников, будучи уверенным в том, что
слушатель может восстановить полное семантическое содержание исходного
предложения. Харрис называет такие отношения между словами «ограничениями сокращения»
(reduction constraints), показывая, что функционирование ограничений сокращения
на протяжении многих поколений может приводить к появлению новых классов слов,
таких как прилагательные, наречия, союзы и предлоги. Модель эволюции языка не
может принимать за данность то, что первые слова обладали такой же
комбинаторной способностью, что и современные слова, то есть, способностью генерировать
бесконечное количество предложений из ограниченного лексикона. Итак, мы можем
предположить, что самые первые слова были монолитными символическими
артефактами, неспособными сочетаться друг с другом, но могущими просто совместно
встречаться. Сначала эти монолитные артефакты имели одинаковую вероятность
совместной встречаемости, то есть их относительная частота была случайной. Но
затем эта изначальная симметрия постепенно разрушалась сменявшими друг друга отклонениями от равновероятности, изменением структур
совместной встречаемости и постепенным наделением артефактов комбинаторными способностями.
После возникновения классов слов могло появиться последнее
ограничение, устанавливающее сначала привычные, а затем обязательные отношения
между словами, способными изменять (операторы) и словами, способными изменяться
(аргументы) [в предложении «Джон носит брюки»; «носит» - оператор; «Джон» и
«брюки» - аргументы; от оператора зависят другие слова в предложении; см.
подробнее здесь – прим.
пер.]. Это последнее ограничение, ограничение «оператор-аргумент», необходимо
для моделирования воздействия прилагательных на существительные, наречий на
глаголы и предиката предложения на его подлежащее. Ограничение «оператор-аргумент»
также является информационным в неязыковом смысле: более незнакомый аргумент,
предоставленный для данного оператора, увеличивает его [аргумента – прим. пер.]
информативность, и наоборот - как только аргумент становится слишком знакомым,
он становится избыточным и может стать ненужным и может стать мишенью для
ограничения сокращения. Таким образом, модель Зеллига Харриса не только
рассматривает слова как материальные сущности, вступающие в отношения
экстериорности друг с другом, но и является эксплицитно эволюционной моделью:
язык эволюционирует негенетическим путем, посредством принудительной социальной
передачи комбинаторных ограничений, а слова и предложения конкурируют за
«информационные ниши». Можно возразить Харрису в том, что он рассматривает
предложения как сугубо коммуникативные средства, не учитывая, что использование
описательного предложения в контексте сообщества всегда несет некоторую
иллокутивную силу [«прагматический
компонент смысла высказывания», высказывание о действии - «Я объявляю…»; см. здесь
– прим. пер.]: описательное предложение обычно представляет собой сообщение или
утверждение, истинность которого я намерен защищать в отношении других членов
сообщества. Но обвинять его в этом значило бы смешивать два разных уровня:
уровень языковых явлений, действующих как переменные коллективного ассамбляжа,
и то, что данный язык сам рассматривается как ассамбляж.
Перевод сделан на основании следующего издания: Manuel
Delanda. Assemblage Theory.
Edinburgh University Press,
2016, pp. 51,
62-64.
Отметим, что гипотеза ДеЛанда об эволюции языка от
монолитных образований до комбинаторных слов, как он сообщает в одном
примечании, нашла развитие и обоснование посредством компьютерных симуляций в
гл. 11 его работы под названием «Философия и симуляция». Интересно будет к этой
работе обратиться!
Комментариев нет:
Отправить комментарий